Homo sum, humani nihil a me alienum puto
Не знаю, сколько лет я уже не писала фиков... Но.
Название:Сонет
Рейтинг:детский
Фэндом:Торибла
Пэйринг:Авель/Катерина
читать дальшеСонет
В просторной комнате пахло старой бумагой и деревом. Розы в тяжелой фарфоровой вазе казались неживыми, распахнутые окна были наглухо занавешены ливнем. Бежать некуда. Детский голос устало выговаривал бессмертные слова, с каждым словом все тише:
- ...не раз
Его видали там. Слезами множа
Росу, сгущая вздохами туман,
Он бродит... в меланхолии, баран,
Не видя ни цветов, ни женских ножек,
Не замечая даже леденцов
У радостных торговок на базаре;
Он идиот, каких еще на шаре
Земном...
Девочка с пышными золотыми буклями свернулась калачиком в глубоком кресле, расстелив по потертому зеленому бархату обивки кремовые кружева пышных юбок. Одна белая туфелька стояла у кресла, другая валялась в дальнем конце комнаты у громадного книжного шкафа и выглядела возмутительно легкомысленной рядом с тяжелыми томами в переплетах из тисненой кожи. Особенно недовольным казался Блаженный Августин; надпись золотом на корешке «De libero arbitrio*» почти стерлась.
- Катерина-сама. Этого не было в тексте, - послышался голос откуда-то снизу. Девочка оторвала взгляд от томика Шекспира, который только что читала вслух, и перевела взгляд на долговязого молодого человека, растянувшегося на ковре и сейчас запрокинувшего голову, чтобы строго посмотреть на нее сквозь толстые стекла старомодных очков.
- Какая разница, если я передала суть! – Катерина Сфорца, герцогиня Миланская, закрыла книгу, заложив пальцем нужную страницу, и потянулась к лепесткам розы, лежавшим на столе. В классной комнате даже цветы вяли от скуки.
- Катерина-сама, если вы не прочтете к завтрашнему уроку «Ромео и Джульетту», мэтр Сцемо опять упадет в обморок.
- Подумаешь! – Катерина вертела в пальцах бархатный лепесток и думала о том, что Уильям обещал, наконец, подобрать ей нормальное оружие вместо бутафорского пугача времен Армагеддона, и в четверг можно будет потренироваться в тире. Стоит всадить пулю в стену в дюйме от чьей-нибудь головы, и люди начинают воспринимать тебя серьезно.
- О да, вы относитесь к этому так легко, потому что он падает не на вас! Но если еще раз устроит подобную сцену, я, как человек чести, оторву ему голову! Пожалуйста, Катерина-сама, давайте не будем расстраивать вашего преподавателя, - Авель сел, скрестив ноги, и провел пятерней по волосам. В отливающих серебром прядях запуталась стружка от карандаша. Авель повернул голову к окну, вдохнул запах дождя, по-животному чутко раздувая ноздри. Синьора Грасса уволилась через две недели, после того, как невинное дитя с кристально чистым голубым взором заметило, что синьоре не помешало бы и щеки утянуть в какой-нибудь корсет. Синьор Нойозо через полтора месяца заявил, что у него невроз и ему категорически противопоказана работа с ребенком, который кладет перед собой на стол арбалет (как выяснилось позже, добытый из пыльного прадедовского сундука, копия оружия XV века) всякий раз, когда ему пытаются объяснить основы квантовой физики. Синьор Корротто, румяный, ясноглазый, с масляной улыбкой и цепким взглядом завзятого игрока в покер, на третий день решил провести с «нашей золотой малюткой» урок сексуального воспитания. Его Авель выставил собственноручно, прямо со второго этажа предав в гостеприимные объятия разросшихся кустов шиповника, и пару раз, увлекшись, пальнул вслед разрывными. Синьор Сцемо, четвертый, держался молодцом. Однако, он завел гадкую привычку падать в обморок от нерадивости ученицы. Падал, в основном, на Авеля, закатывал глаза, обдавал ароматом ванильной туалетной воды, запрокидывал голову, демонстрируя молочное нежное горло и голубую пульсирующую жилку, скользил по авелеву рукаву наманикюренными пальцами, случайно касался ладони, а придя в себя, ничего, конечно, не помнил. Возмущаться при ребенке Авель стеснялся, оставаться наедине – опасался; из-под густых ресниц мэтра поблескивали азартные глаза молодой гончей.
Катерина сердито дернула плечиком.
- Алессандро не заставляют читать этот вздор.
- Потому что он читает Томаса Аквинского в подлиннике! – воскликнул Авель, про себя добавив: «Бедный ребенок. Они сделают из мальчишки идиота».
- Франческо вообще не заставляют читать, - парировала золотоголовая герцогиня.
- Потому что он пообещал стать инквизитором и пересажать всех на «Кресло Иуды»**. Он даже записал имена особенно усердных преподавателей. Люди просто боятся. Но вы, Катерина-сама, будете образованным человеком. И это не вздор, а гениальное произведение. Сокровище мировой литературы, - важно добавил Авель и поправил сползшие на кончик носа очки. – Шекспир, знаете ли, гений. На все времена.
- Это бессмысленно!
- В его произведениях – глубина океана! А на дне – сундуки с золотом!
- И утопленники!
- В его книгах - мудрость!
- Он занудный!
- Он велик!
Катерина решительно спустила ноги с кресла (на большом пальце левой ноги протерся чулок, оставшаяся паутинная сеточка обещала в скором времени распасться) и припечатала книгу к груди Авеля. Тот едва не кувыркнулся назад.
- Тогда читай сам, - она сощурилась. – Посмотрим, насколько тебя хватит.
Авель взглянул в безжалостные детские глаза, вздохнул, и стал листать книгу, ища нужное место. «То ли еще будет, когда она вырастет. А ведь можно сбежать в Империю... Хотя нет, уже поздно. Fiat voluntas Tua...***» Катерина обхватила колени руками и приготовилась слушать.
- Так, что тут у нас.. Так, отчаянье соображает быстро... Мир и его закон тебе враждебны... Постели свадебной тебе взамен... Ага, - он прочистил горло и поправил очки.
- И ты здесь, Тибальт. В саване лежишь
Окровавленном. Лучшего возмездья
Желать не можешь. Я, тебя убивший,
Жизнь обрываю и свою. Прости,
Мой близкий родич. - О, жена моя!
Зачем по-прежнему ты так прекрасна?
Или в тебя влюбился демон смерти -
Бесплотный этот, мерзкий изувер -
И поселил тебя сюда во мрак,
Чтобы его любовницей была ты?
Авель поднялся и заходил по комнате, держа книгу перед глазами.
- Не дам ему тебя. Не отлучусь
Уж больше. Здесь пребуду, здесь останусь,
Где черви вместо горничных твоих.
С усталых плеч навеки сброшу иго
Враждебных звезд.
Голос звучал все громче и уверенней. Катерина, неподвижная, следила глазами за тощей фигурой в черном, казавшейся мечущейся по комнате тенью – неотомщенного убитого, или беспокойного убийцы.
- Глаза, в последний раз
Любуйтесь. Обнимите напоследок
Джульетту, руки! Верным поцелуем
Скрепите, губы, вечный договор
С прожорливою смертью! Где найду я
Теперь покой и безмятежный сон,
Когда небесного чертога скорбный ангел
Навек сложил бессильные крыла,
И душу грешника уже не успокоит,
И жажду крови уж не укротит?
- Э... Авель.
- О, где теперь злодей найдет прощенье,
Чем горе утолит моя душа?
Я проклят, тяжела моя расплата...
- Авель! Этого нет в тексте.
- Чт... А? – Авель осекся и слепо взглянул на раскрытую страницу.
- А, да. Как я и говорил, классика. На все времена.
Он тяжело опустился на пол, привалился спиной к креслу и, не глядя, сунул Катерине книгу.
- Я же говорю, Шекспир гений. Он говорит за нас то, чего мы сами никогда бы не сказали.
Некоторое время они слушали плеск дождя за окнами. Потом Катерина пролистала книгу и вполголоса начала читать:
- То не беда, что ты хулы предмет!
Прекрасное рождает осужденье.
Ведь красоты без темных пятен нет.
И в чистом небе ворон реет тенью...
«Что же будет, когда она вырастет» подумал Авель.
* "О свободе совести"
** Кресло Иуды - пыточный инструмент, выглядит вот так:
Клиента пристраивали сверху на веревках и медленно опускали.
*** "Да будет воля Твоя", слова молитвы "Отче наш"
Название:Сонет
Рейтинг:детский
Фэндом:Торибла
Пэйринг:Авель/Катерина
читать дальшеСонет
В просторной комнате пахло старой бумагой и деревом. Розы в тяжелой фарфоровой вазе казались неживыми, распахнутые окна были наглухо занавешены ливнем. Бежать некуда. Детский голос устало выговаривал бессмертные слова, с каждым словом все тише:
- ...не раз
Его видали там. Слезами множа
Росу, сгущая вздохами туман,
Он бродит... в меланхолии, баран,
Не видя ни цветов, ни женских ножек,
Не замечая даже леденцов
У радостных торговок на базаре;
Он идиот, каких еще на шаре
Земном...
Девочка с пышными золотыми буклями свернулась калачиком в глубоком кресле, расстелив по потертому зеленому бархату обивки кремовые кружева пышных юбок. Одна белая туфелька стояла у кресла, другая валялась в дальнем конце комнаты у громадного книжного шкафа и выглядела возмутительно легкомысленной рядом с тяжелыми томами в переплетах из тисненой кожи. Особенно недовольным казался Блаженный Августин; надпись золотом на корешке «De libero arbitrio*» почти стерлась.
- Катерина-сама. Этого не было в тексте, - послышался голос откуда-то снизу. Девочка оторвала взгляд от томика Шекспира, который только что читала вслух, и перевела взгляд на долговязого молодого человека, растянувшегося на ковре и сейчас запрокинувшего голову, чтобы строго посмотреть на нее сквозь толстые стекла старомодных очков.
- Какая разница, если я передала суть! – Катерина Сфорца, герцогиня Миланская, закрыла книгу, заложив пальцем нужную страницу, и потянулась к лепесткам розы, лежавшим на столе. В классной комнате даже цветы вяли от скуки.
- Катерина-сама, если вы не прочтете к завтрашнему уроку «Ромео и Джульетту», мэтр Сцемо опять упадет в обморок.
- Подумаешь! – Катерина вертела в пальцах бархатный лепесток и думала о том, что Уильям обещал, наконец, подобрать ей нормальное оружие вместо бутафорского пугача времен Армагеддона, и в четверг можно будет потренироваться в тире. Стоит всадить пулю в стену в дюйме от чьей-нибудь головы, и люди начинают воспринимать тебя серьезно.
- О да, вы относитесь к этому так легко, потому что он падает не на вас! Но если еще раз устроит подобную сцену, я, как человек чести, оторву ему голову! Пожалуйста, Катерина-сама, давайте не будем расстраивать вашего преподавателя, - Авель сел, скрестив ноги, и провел пятерней по волосам. В отливающих серебром прядях запуталась стружка от карандаша. Авель повернул голову к окну, вдохнул запах дождя, по-животному чутко раздувая ноздри. Синьора Грасса уволилась через две недели, после того, как невинное дитя с кристально чистым голубым взором заметило, что синьоре не помешало бы и щеки утянуть в какой-нибудь корсет. Синьор Нойозо через полтора месяца заявил, что у него невроз и ему категорически противопоказана работа с ребенком, который кладет перед собой на стол арбалет (как выяснилось позже, добытый из пыльного прадедовского сундука, копия оружия XV века) всякий раз, когда ему пытаются объяснить основы квантовой физики. Синьор Корротто, румяный, ясноглазый, с масляной улыбкой и цепким взглядом завзятого игрока в покер, на третий день решил провести с «нашей золотой малюткой» урок сексуального воспитания. Его Авель выставил собственноручно, прямо со второго этажа предав в гостеприимные объятия разросшихся кустов шиповника, и пару раз, увлекшись, пальнул вслед разрывными. Синьор Сцемо, четвертый, держался молодцом. Однако, он завел гадкую привычку падать в обморок от нерадивости ученицы. Падал, в основном, на Авеля, закатывал глаза, обдавал ароматом ванильной туалетной воды, запрокидывал голову, демонстрируя молочное нежное горло и голубую пульсирующую жилку, скользил по авелеву рукаву наманикюренными пальцами, случайно касался ладони, а придя в себя, ничего, конечно, не помнил. Возмущаться при ребенке Авель стеснялся, оставаться наедине – опасался; из-под густых ресниц мэтра поблескивали азартные глаза молодой гончей.
Катерина сердито дернула плечиком.
- Алессандро не заставляют читать этот вздор.
- Потому что он читает Томаса Аквинского в подлиннике! – воскликнул Авель, про себя добавив: «Бедный ребенок. Они сделают из мальчишки идиота».
- Франческо вообще не заставляют читать, - парировала золотоголовая герцогиня.
- Потому что он пообещал стать инквизитором и пересажать всех на «Кресло Иуды»**. Он даже записал имена особенно усердных преподавателей. Люди просто боятся. Но вы, Катерина-сама, будете образованным человеком. И это не вздор, а гениальное произведение. Сокровище мировой литературы, - важно добавил Авель и поправил сползшие на кончик носа очки. – Шекспир, знаете ли, гений. На все времена.
- Это бессмысленно!
- В его произведениях – глубина океана! А на дне – сундуки с золотом!
- И утопленники!
- В его книгах - мудрость!
- Он занудный!
- Он велик!
Катерина решительно спустила ноги с кресла (на большом пальце левой ноги протерся чулок, оставшаяся паутинная сеточка обещала в скором времени распасться) и припечатала книгу к груди Авеля. Тот едва не кувыркнулся назад.
- Тогда читай сам, - она сощурилась. – Посмотрим, насколько тебя хватит.
Авель взглянул в безжалостные детские глаза, вздохнул, и стал листать книгу, ища нужное место. «То ли еще будет, когда она вырастет. А ведь можно сбежать в Империю... Хотя нет, уже поздно. Fiat voluntas Tua...***» Катерина обхватила колени руками и приготовилась слушать.
- Так, что тут у нас.. Так, отчаянье соображает быстро... Мир и его закон тебе враждебны... Постели свадебной тебе взамен... Ага, - он прочистил горло и поправил очки.
- И ты здесь, Тибальт. В саване лежишь
Окровавленном. Лучшего возмездья
Желать не можешь. Я, тебя убивший,
Жизнь обрываю и свою. Прости,
Мой близкий родич. - О, жена моя!
Зачем по-прежнему ты так прекрасна?
Или в тебя влюбился демон смерти -
Бесплотный этот, мерзкий изувер -
И поселил тебя сюда во мрак,
Чтобы его любовницей была ты?
Авель поднялся и заходил по комнате, держа книгу перед глазами.
- Не дам ему тебя. Не отлучусь
Уж больше. Здесь пребуду, здесь останусь,
Где черви вместо горничных твоих.
С усталых плеч навеки сброшу иго
Враждебных звезд.
Голос звучал все громче и уверенней. Катерина, неподвижная, следила глазами за тощей фигурой в черном, казавшейся мечущейся по комнате тенью – неотомщенного убитого, или беспокойного убийцы.
- Глаза, в последний раз
Любуйтесь. Обнимите напоследок
Джульетту, руки! Верным поцелуем
Скрепите, губы, вечный договор
С прожорливою смертью! Где найду я
Теперь покой и безмятежный сон,
Когда небесного чертога скорбный ангел
Навек сложил бессильные крыла,
И душу грешника уже не успокоит,
И жажду крови уж не укротит?
- Э... Авель.
- О, где теперь злодей найдет прощенье,
Чем горе утолит моя душа?
Я проклят, тяжела моя расплата...
- Авель! Этого нет в тексте.
- Чт... А? – Авель осекся и слепо взглянул на раскрытую страницу.
- А, да. Как я и говорил, классика. На все времена.
Он тяжело опустился на пол, привалился спиной к креслу и, не глядя, сунул Катерине книгу.
- Я же говорю, Шекспир гений. Он говорит за нас то, чего мы сами никогда бы не сказали.
Некоторое время они слушали плеск дождя за окнами. Потом Катерина пролистала книгу и вполголоса начала читать:
- То не беда, что ты хулы предмет!
Прекрасное рождает осужденье.
Ведь красоты без темных пятен нет.
И в чистом небе ворон реет тенью...
«Что же будет, когда она вырастет» подумал Авель.
* "О свободе совести"
** Кресло Иуды - пыточный инструмент, выглядит вот так:
Клиента пристраивали сверху на веревках и медленно опускали.
*** "Да будет воля Твоя", слова молитвы "Отче наш"
@темы: Trinity Blood
-
-
13.01.2007 в 00:43Потому что он пообещал стать инквизитором и пересажать всех на «Кресло Иуды»**.
он был очарователен с дества!
А вообще жуткий ООС, Катерина напоминает Интегру, кОшмар, хотя написано очень красиво.
-
-
13.01.2007 в 00:51Блин, я чувствовала, что за плечом герцогини маячит леди Хеллсинг...
А Авель как?
Мне б это,
йадукритики развернутой-
-
13.01.2007 в 10:05Я тебя обожаю! Хоть и ООС, но до чего же приятно было читать!
Имха махровая по образам. Думается мне, что маленькая Катерина была как раз достаточно тихой, серьезной и мало улыбающейся вследствие пережитой трагедии. При этом настойчивой и даже упрямой. На мир смотрела недоверчиво, будто ожидая очередного удара. И - крепко держалась за своего спасителя и опекуна. Представь себе этакого зверька, взирающего на мир блестящими живыми, но не по возрасту серьезными, хмурыми глазами, в которых то и дело мелькает отблеск металла - как признак зарождающейся сильной личности.Зверек, который никогда не заплачет, а подожмет или закусит губу, который будет стараться скрыть свои чувства, который нелегко идет на контакт, к которому нужен особый подход. И который расслабляется, становится белым и пушистым только когда рядом зверь большой, с которым он себя чувствует в полной безопасности.
К Абелю претензий особых нет, кроме того, что он, возможны, мог бы быть менее эмоциональным в данной ситуации.
-
-
13.01.2007 в 13:06Спасибо
Катерину это очень-очень хорошо описала
-
-
15.01.2007 в 21:27Ситх, а я и не заметила, что дайри опять схрумкали мой коммент.
Не уверена, что мое видение (а это именно мое личное видение Катерины) совпадет с образом Катерины у Сунао, Гонзо и мангаки. Все же личностная призма - это мощный искажающий девайс..
-
-
15.01.2007 в 21:52Совпадает или нет - это совершенно без разницы. По-любому, каждый выстраивает любимого персонажа под себя, с большим или меньшим перекосом. Единственный перекос, который мне невыносим совершенно - это пэйринг Авель/Трес ))))
-
-
15.01.2007 в 22:16Единственный перекос, который мне невыносим совершенно - это пэйринг Авель/Трес ))))
ПОЖИТИВ!!!!!
-
-
16.01.2007 в 01:43Lycorias
Увы. ))) Этим грешим и сильно грешим.
-
-
21.01.2007 в 21:35